Начало № 1 (107) январь 2017
«Домой возвращался в …резервной топке парохода»
Два года назад мы подробно рассматривали ситуацию периода Великой Отечественной войны с поставками военной и другой техники из США на восточное побережье нашей страны в рамках ленд-лиза и «взаимодействием» спецслужб обеих стран в сопровождении этой, до сих пор закрытой для большинства читателей темы.
Одним из главных американских перевалочных пунктов, хорошо знакомых морякам-дальневосточникам, являлся порт Портленд. В сентябре 1945 года победой над Японией была поставлена точка в самой кровопролитной в истории человечества войне. И в этот порт стали прибывать суда из СССР с так называемым «возвратом неповреждённой в боевых действиях техники». Веяния новой вашингтонской администрации, направленные на конфронтацию с советской стороной, еще не дошли до этого города-труженика. Да и прошедшее плотное 4-летнее сотрудничество, приучило городские власти, таможню и другие местные службы вполне лояльно относиться к советским морякам. Но на дворе уже прочно веяло ветрами «холодной войны».
В одну из промозглых ночей середины ноября 1945 года на борт закончившего разгрузку советского грузопассажирского судна со всеми мерами предосторожности поднялся странный посетитель. Его лично с нетерпением ожидал сам капитан. Вызванный вахтенный механик, не задавая никаких вопросов, сразу же отвел незнакомца в машинное отделение. Здесь «посетитель» с трудом втиснулся в …открытую топочную дверцу резервного котла, которая сразу же за ним закрылась. С трудом, в полной темноте «котельный узник» на ощупь разместился на брошенном на колосниковую решётку матрасе. Быстро согревшись, он заснул тяжелым, тревожным сном. Утром судно вышло в рейс.
Через две недели на походе к Владивостоку до официального оформления властями к судну подошел военный катер, на который спустился худощавый человек в очках, в накинутой на плечи не по росту шинели. Затем его несколько раз можно было увидеть в различных районах города в сопровождении коренастого человека, одетого в гражданское платье, но с осанкой и движениями, выдававшими в нем военного человека. По тому, как ориентировался приезжий в улицах и расположении домов, было видно, что город ему хорошо знаком. Так «американец польско-канадского происхождения» Игнас Самьюуэл Уитчек постепенно снова становился Залманом Вульфовичем Литвиным.
Родился он в 1908 году в Верхнеудинске (ныне г. Улан-Удэ Забайкальской обл.) в семье служащего. После окончания школы второй ступени(1926), переехал во Владивосток и поступил на китайское отделение восточного факультета Дальневосточного университета. Будучи студентом 3-го курса, во время конфликта на КВЖД (1929) был призван в качестве переводчика китайского языка для работы в штабе 1-й Тихоокеанской дивизии. Привлекался и к выполнению других обязанностей. Так, например, ему поручалось сопровождение группы арестованных китайцев в Хабаровск для дальнейшей работы с ними.
После окончания учебы, получив диплом экономиста-китаеведа (июнь 1930), работал в различных подразделениях Наркомата внешней торговли СССР: «Экспортхлеб», «Востокторг» (объединение по торговле с Востоком), «Совсиньторг» (организация, которая вела торговлю с Западным Китаем). В 1931 году был направлен в командировку в торгпредство в г. Кашгар.
Здесь и произошел первый официальный контакт с представителем разведки полковником Мельниковым. Последний, отметив хорошее знание Литвиным английского языка, привлекает его для переводов документов, поступающих от агентуры, внедренной в английское консульство. Материалы, с которыми работал Залман, в основном касались поддержки английскими властями басмаческого движения. (См. «Служу Отечеству» № 10. Ноябрь 2016. С. 30). При этом он показал широкий кругозор, знание обстановки, умение быстро сходится с людьми и другие необходимые разведчику качества. Несмотря на его «беспартийность», в 1934 году Литвин был зачислен в штаты Разведупра РККА вольнонаемным сотрудником, состоящим в распоряжении начальника Управления.
В связи с провалом шанхайской резидентуры руководством разведки, как уже отмечалось ранее, было принято решение по быстрейшему восстановлению постоянной связи с группой «Рамзай» и одновременному продолжению получения крайне необходимой информации по ситуации, складывающейся с военной составляющей правительства Чан Кайши. Для решения последней задачи возникла необходимость создания новых нелегальных агентурных звеньев в Северном Китае, в городах Пекин и Тяньцзинь, не имеющих отношения к ранее созданным.
Для более глубокой конспирации Залман ни каких специальных официальных курсов не заканчивал. Его обучение велось, как он сам вспоминал, в «домашних условиях». После интенсивной трехмесячной подготовки «по китайской проблематике» было принято решение об отправки его в качестве заместителя резидента «Алекса» (Боровича Л.А.) в Китай.
Одновременно скорейшая необходимость начала работы привела и к некоторым крайне рискованным ситуациям. Из-за нехватки времени был отработан маршрут легализации, пройдённый проваленным резидентом Брониным: Вена – Италия –Шанхай. В Италии им были получены документы представителя американской парфюмерной фирмы с правом открытия ее филиалов и продажи продукции на всей территории Китая.
Но, все документы были оформлены на финского гражданина. Языка этой страны Залман не знал. Ему повезло в том, что единственным представителем этой страны в Северном Китае в то время был «почетный консул», который тоже не знал финского языка. Так, на первом этапе легализации Литвинову не пришлось «выдавать на гора» слабо проработанные варианты, объясняющие его «финскую» легенду.
Первые же дни пребывания в Пекине и изучение складывающейся обстановки привели самого Залмана Вульфовича к мысли, что главным для его работы станет Япония. Это подтвердила и встреча с резидентом. При этом молодой разведчик, опять же исходя из требований конспирации, специально не ставился в известность о проводимой операции «Рамзай».
В этот период началась японская агрессия — войска страны Восходящего солнца вторглись в Северный Китай. Так Залман, работая полностью самостоятельно, по его же словам «перешел из второго эшелона, в первый». Главной базой был выбран город Тяньцзинь, третий по значимости, культурный и промышленный город Китая, являвшийся одновременно крупнейшим портом. В нем, кстати, еще в 1885 году был подписан известный русско-китайский Тяньцзинский договор. Здесь же находился и первый в стране Тяньцзинский университет.
Поэтому в качестве основных информаторов Залман Вульфович выбрал для себя студенческую молодежь из числа китайцев и достаточно быстро приобрел серьезные позиции не только в Китае, но и в Монголии и Корее. Под предлогом проверки своих «парфюмерных филиалов» неоднократно выезжал в эти страны. Еще более закрепило его позиции женитьба на Буне Генаховне Файбусович, ставшей на всю жизнь его главной помощницей. Знакомство и свадьба произошли в Харбине.
В связи с продолжающимися военными действиями, усиливалась и работа японских спецслужб. Неоднократно Литвин З.В. фиксировал за собой попытки слежки. Все сложнее и рискованнее становилась работа по получению разведданных. Как вспоминал сам разведчик, однажды агент «Чжао», дважды в месяц привозивший в Тяньцзинь сообщения, написанные на тончащей рисовой бумаге, попал в облаву. Всех прибывших на вокзал японцы подвергли тщательному обыску. Агент быстро купил цзяоцы (традиционный китайский пельмень треугольной формы), завернул его в сообщение и съел на глазах обыскивающих.
Информация, представленная Литвиновым наряду с другими источниками, позволила советскому военному руководству иметь практически полную информацию о Квантунской армии. Ряд его близких связей, переехали на жительство в США. В конце 1936 года он получил указание «на ликвидацию фирмы» и возвращение в Москву. Оформив документы на выезд в Финляндию, транзитом через СССР семья выехала в Маньчжурию. Находясь в Харбине, Залман Вульфович вновь заметил за собой плотную слежку. На китайской границе границы оба были подвергнуты тщательнейшему и грубому досмотру и обыску.
По прибытию в Центр ему присваивается уже офицерское звание – техник-интендант 1-го ранга ( в строевых частях это соответствовало званию старшего лейтенанта). Сейчас трудно ответить на вопрос, как страшные события 1937 года обошли Литвинова стороной? Особенно, если учесть, что к этому времени были арестованы почти все знаковые фигуры шанхайской резидентуры и началась ликвидация сотрудников, задействованных по японской проблематике. Не исключено, что основную роль сыграло то, что он не был знаком не с кем из них по прошлой деятельности и подготовке в Москве, полностью был «отрезан» от крайне запутанной ситуации по операции «Рамзай». Сам Литвин З.В. значительно позднее выражал удивление всему происшедшему. Возможно, что чисто прагматические соображения нового руководства РУ РККА в ситуации с Литвиновым носили определяющий характер.
Тем не менее, он получает совершенно неожиданное предложение, начать подготовку для работы по Японии …с позиций США. Для очередной легализации были использованы документы и отработана легенда, в основу которой была заложена жизнь реального человека – Игнаса Самьюуэла Уитчека, в 1930 году переехавшего из Польши в Канаду, через шесть лет получившего канадское гражданство. Во время гражданской войны в Испании последний воевал в составе Интернациональных бригад и погиб в одном из боевых столкновений.
С этими документами, в начале 1938 года Залман («Мулат») или, как он теперь сам себя называл, – Игнаций прибыл в Южную Калифорнию. В Лос-Анджелесе к этому времени уже сформировалась большая японская колония. Перед новым нелегальным резидентом была поставлена непростая, но первоначально достаточно узкая задача по вербовке японцев, проживающих в США, и американцев, имеющих устойчивые родственные и деловые отношения со страной Восходящего солнца, для создания каналов устойчивой связи с советской разведкой в Японии.
«Мулат» начал свою работу. Самой сложной задачей оказалось найти стопроцентную «крышу», обеспечивающую легенду прикрытия нахождения в этом городе. Как вспоминал сам Литвинов: «В Москве это было очень туманно». После рассмотрения некоторых вариантов, он принимает самостоятельное решение о поступлении на факультет политических наук в престижнейший Южно-Калифорнийский университет, являвшийся серьезнейшим американским исследовательским центром, где к тому же училось много японских студентов.
Первый год был чрезвычайно трудным во всех отношениях. Он слушал курс лекций в качестве вольнослушателя без права получения диплома. Нужно было предпринимать массу усилий для перевода в «полноценные» студенты. Кроме того, его выбор первоначально не совсем одобрялся Центром. Но настойчивость, целеустремленность, общительность «Мулата» дали свои плоды.
Он не только был переведен на очное отделение, но и вошел в когорту отличников, что дало ему возможность вступить в организацию «Фай Бета Капа», отделения которой существовали во всех университетах США. Был приобретен нужный для невидимой посторонним работы авторитет не только среди студентов, но и преподавательского состава. Литвин З.В. принимает участие в различных, в том числе и «закрытых» семинарах. Как он писал впоследствии: «На этих семинарах проходили дискуссии по различным проблемам. Именно здесь в выступлениях студентов раскрывались их взгляды, в том числе и политические. Я внимательно приглядывался и прислушивался к таким выступлениям и делал для себя соответствующие выводы о том, с кем следовало бы сойтись поближе и кто мог бы помочь мне в решении стоящих перед резидентурой задач». Все это позволило ему создать разветвлённую сеть информаторов и наладить курьерскую связь с Японией.
Начавшаяся Великая Отечественная война кардинально меняет все аспекты его деятельности как резидента. Москва перенацеливает работу его резидентуры на добывание политической и технической информации, которой американцы не хотели делиться с Советским Союзом. К окончанию университета (1942) он получает степень бакалавра, а его 10 агентов активно участвуют в проведении различных мероприятий, позволяющих получать ценную политическую информацию. Кроме того, от них поступали материалы по авиастроению, радиотехнике, судостроению, военной промышленности. Необходимо отметить, что все они работали на идейно-патриотической основе, категорически отказываясь получать какое-либо денежное вознаграждение.
Расширяются и личностные возможности «Мулата», позволяющие значительно увеличить его диапазон разведывательной деятельности. Он получает степень магистра политических наук, становится помощником профессора университета, принимает участие в приеме экзаменов у студентов, начинает преподавать государственное право США, историю современной цивилизации, международное право.
Как вспоминал сам Залман Вульфович, однажды эта, с таким трудом построенная «крыша», едва не рухнула. Университет неожиданно посетил министр народного образования польского эмигрантского правительства. Из желания сделать сюрприз для такой особы ректор пригласил на беседу своего сотрудника, чтобы соотечественники пообщались между собой. Но Игнаций абсолютно не владел польским. С первого момента представления он… предложил гостю говорить на английском, мотивируя тем, что принятыми в американском истеблишменте правилами в присутствии посторонних не принято разговаривать не непонятном для них языке. При первой же возможности он удалился, сославшись на срочную занятость на факультете.
С началом активной «ленд-лизовской» фазы и в связи с постоянными сбоями в поставках военной техники из южно-калифорнийских портов на Дальневосточное побережье СССР (См. «Служу Отечеству» № 3. Март 2015. С.30), «Мулат» приобретает источники, позволяющие «воздействовать» на американские фирмы, не чурающиеся применять даже элементы саботажа.
Его резидентура начинает играть существенную роль в получении необходимой для Москвы информации. Помимо успехов на разведывательном поприще, в его жизни происходит и важное для него событие – рождение сына. Кстати, наблюдение и роды жены проходили в одной из самых дорогих американских клиник. Все расходы были оплачены Центром. Это было сделано для еще большего повышения его авторитета среди окружения.
Война в Европе заканчивается, но обостряется в Тихоокеанском регионе. Здесь главный противник США – Япония. Новая американская администрация, перейдя на рельсы «холодной войны», чтобы продемонстрировать свою силу Москве, готова применить атомное оружие. Резидентура «Мулата» подключается к работе по «манхэттенскому» проекту. Центр дает указание изыскать возможность перебазирования в политическую столицу США. Для выполнения этого задания «Мулат» доводит до своих знакомых и руководства университета желание защитить докторскую диссертацию в американской дипломатической академии в Вашингтоне и начинает предпринимать для этого практические шаги.
Для того, чтобы читатель мог понять всю сложность работы Уитчека-Литвина с агентурой из числа японцев напомним малоизвестные, совершенно не освещаемые в западной, а особенно американской прессе страницы истории этой страны того периода.
Еще в феврале 1942 года президентом Рузвельтом был издан чрезвычайный Указ № 9066, который давал полномочия Министерству обороны интернировать с западного побережья вглубь страны всех японцев. Под Указ попали более 120 тысяч японцев, живших в трех штатах США — Калифорнии, Орегоне и Вашингтоне. Из них 68% являлись гражданами США, остальные на легальных основаниях находились в стране, дети в возрасте до 16 лет составляли 48%. Для того чтобы считаться японцем, как писалось в ряде документов, «достаточно было иметь 1/16 крови этой нации». В 1944 году Верховный суд США подтвердил конституционность интернирования, аргументировав это тем, что ограничение гражданских прав расовой группы допустимо, если того «требует общественная необходимость».
110 тысячам «японцев», многие из которых родились в США, не умели читать и писать по-японски, ни разу не видевшим страны Восходящего солнца, дали три часа на сборы. Им было запрещено обращаться к адвокатам и даже звонить кому-либо по телефону. Целые семьи были посажены в фургоны с решетками и отправлены в двенадцать лагерей принудительного поселения во внутренних штатах США – Вайоминг, Арканзас, Канзас, Колорадо – в места бывших резерваций для американских индейцев. Никому из репрессированных не было предъявлено конкретных обвинений.
Особый цинизм этому «национальному переезду» придавало то, что в июне этого же года 30 тысяч американцев японского происхождения были призваны в армию. На Гавайях, например, был создан 100-й пехотный японский батальон, героически сражавшийся затем в Северной Африке.
После соответствующей фильтрации около 10 тысяч японцев (большинство из них инженеры и квалифицированные рабочие) сумели доказать свою нужность воющей Америке. Они не были отправлены в лагеря, но получили статус «подозрительные лица».
(Это к слову о хваленной американской демократии и «лучшей» в мире судебной системе с гарантиями прав человека в США .Правда, нужно признать, что в 1948 году интернированным японцам была выплачена частичная компенсация за потерю собственности (от 20 до 40% от стоимости имущества). Указ № 9066 был отменен президентом Фордом только в 1976 году. Специальная Комиссия по переселению и интернированию гражданских лиц в военное время в 1983 году пришла к заключению, что «лишение свободы американцев японского происхождения не было обосновано военной необходимостью, а базировалось на расовых предрассудках, военной истерии и провале политического руководства». В 1988 году президент Рональд Рейган подписал документ, в котором приносились извинения за интернирование японцев (вкупе с немцами и итальянцами). Каждому из перенесших депортацию и уцелевших к тому времени полагалась 20 тысяч долларов компенсации. В 1992 году администрация Буша-старшего добавила к этой сумме еще 7 тысяч долларов на каждого. При этом сами же американские эксперты подсчитали, что стоимость утраченного японцами имущества составляет в современных ценах 1,3 млрд. долларов, а потерянные из-за ссылки доходы – 2,7 млрд. долларов. Но, об этом Вы не найдёте ссылок ни в официальных американских хрониках, ни в школьных учебниках.
Были еще одни страшные отголоски этого «мероприятия». В ноябре 1943 года на Тегеранской конференции Сталин услышал от президента США об опыте американской «зачистке» Тихоокеанского побережья. Эта идея и реализовалась в последующей поголовной выселке чеченцев и крымских татар.
Желание президента Трумена быстрее применить атомную бомбу, пока не закончился окончательный разгром советской войсками квантунской армии, сдерживалось только «опаской» возможного негативного отношения к этому «демократически» настроенной американской общественности. Необходимо было подготовить народ к этой «акции». В СМИ началась очередная антияпонская истерия. Спецслужбами подбрасывались различные истории доказывающие, что: японцами были высажены специальным образом цветники, указывающие на направление к различным военным объектам; ими же с этой целью по ночам подавались световые сигналы; и т.д. и т.п. Кстати, ни одна из этих «уток» не нашла подтверждения.
Не исключено, что и «Мулат» попал в поле зрения ФБР, как лицо, имеющее обширные связи в японской диаспоре. По приезду в Вашингтон он сразу же обнаружил за собой плотное наблюдение. Более того, купив одну из канадских газет, он узнал, что в Канаде произошёл провал. Шифровальщик советского посольства И. Гузенко изменил Родине и «раскрыл русскую шпионскую сеть» в этой стране. Последний вполне мог знать о «Мулате», так как незадолго до этих событий именно через канадскую резидентуру было произведено приобретение нового для него удостоверения личности. Предательство Гузенко дорого обошлось советской разведке: канадские контрразведчики получили данные на 19 агентов, 9 из них были арестованы и осуждены.
Не знал «Мулат» на тот момент, что и настоящий Самьюуэл Уитчек выжил и в 1945 году вернулся в Канаду. В общем, о запланированной встрече с представителем Центра не могло быть и речи, надо было принимать срочные меры, предусмотренные на случай провала. «Мулат» возвращается домой. Дав понять жене, что квартира возможно прослушивается, он в нарочито громком разговоре подчеркивает, что научный руководитель в Вашингтоне дал великолепный отзыв о его работе. А уже вне стен дома они обсудили все возможные варианты дальнейших действий.
Через день «Мулат» вновь обращается к ректору с просьбой разрешить выехать в столицу для решения вопросов о защите докторской дипломатической диссертации. Получив разрешение, на перекладных такси он добирается до Брукленда, а оттуда в Вашингтон. С первого же телефона –автомата делает «нужный звонок в нужный адрес». После тщательной проверки выходит на встречу с представителем Центра, на которой получил все необходимые инструкции и оговорил свои варианты их выполнения.
Воспользовавшись предложением одной из его состоятельных студенток обкатать подаренный ее отцом новый «кадиллак», поездив по городу, заехали в один из ресторанов. Больше «диссертанта» в Вашингтоне не видели. Пересев в заранее подготовленный для него автомобиль, «Мулат» выехал в неизвестном направлении…
В марте 1946 года из США нелегально были вывезены его жена и двухлетний сын. После прибытия в Москву полковник Литвин продолжал работать в разведке. Выезжал в спецкомандировки в Европу. Будучи начальником «точки» где готовились агенты-нелегалы для работы в США, одновременно преподает в Специальной академии Генерального штаба, где читает лекционный курс по экономике и Политике США.
Весной 1953 года, в разгар очередной антисемитской кампании, его уволили из армии и академии. Отставной полковник разведки, награжденный двумя орденами Красного Знамени, и Отечественной войны I ст., четырьмя медалями, получает от Коминтерновского РК КПСС Москвы «ответственное» направление на должность пропагандиста молочного завода, где его вскоре выдвинут в заместители секретаря парторганизации.
В 1956 году узнав о только что открытом Институте мировой экономики и международных отношений (ИМЭМО) АН СССР, Залман Вульфович обращается к руководству о желании работать в этом институте. ИМЭМО помимо заданий на различные исследования для Госплана, Внешторга и других «организаций» выполнял и разработки закрытого характера для ЦК КПСС, КГБ и ГРУ. Вероятного именно это и явилось определяющим для приема бывшего полковника- «молокопроизводителя» на должность младшего научного сотрудника.
Им был подготовлен ряд востребованных на самом верху работ по проблемам США, Китая, Японии. После чего он назначается заместителем главного редактора Информационного бюллетеня ИМЭМО. В 1964 году он защищает диссертацию с присвоением степени кандидата экономических наук. С 1965 году возглавляет аспирантуру, а в 1968 году избирается ученым секретарем Института. С началом 80- годов он полностью переключается на вопросы исследования проблем безопасности в Азиатско-Тихоокеанском регионе.
Окружению казалось, что Залман Вульфович в полной мере реализовывал свои знания и богатый жизненный опыт, но прошлая «работа» его не отпускала. В 70-х годах в Воениздате выходить переведенная им книга бывшего заместителя начальника военно-морской разведки США контр-адмирала Эллиса Марка Захариаса (1890-1961). Если внимательно прочитать эту книгу, то станет понятно, почему она привлекла внимание Литвина. Главным в биографиях как американского, так и советского разведчиков была работа по Японии.
Симптоматичен уже один из первых абзацев книги : «…4-го октября 1920 года начальник управления военно-морской разведки капитан 1 ранга Эндрю Лонг в своем кабинете в здании военно-морского министерства вручил мне приказ, подписанный морским министром Джозефом Даниэлем…
– Вы поедете в Японию для изучения языка, как студент, а не как офицер разведки. Более того, я советую вам держаться от разведывательной работы подальше. Мы ожидаем, что вы вернетесь назад с самой ценной информацией, в какой мы в настоящее время нуждаемся, а именно: со знанием японского языка и японского народа…».
Дальнейшее изложение событий автором: о работе японской и американской разведок; о ситуации с пресловутым «Меморандумом Танаки»; о способах добывания развединформации в Японии и передачи этих данных во вне в условиях военных действий; о понятии «хороший» агент; об особенностях японского менталитета; о негативных последствиях из-за частой сменяемости руководителей разведки; о криптографической составляющей, как одной из основ разведки и т.д. – почти полностью совпадали с реальной практикой работы Литвина.
Представляется, что «укрывшись» за фигурой американского разведчика, Залман Вульфович, его словами выразил собственное личное понимание всей разнообразности и необходимости работы разведки для государства, его собственные мысли и оценки, которые «остались за кадром», не были востребованы тогдашним руководством и остались пылится на архивным полках.
Своих воспоминаний он написать не успел или не захотел. За три года до его ухода о нем сняли документальный фильм, показанный по понятным причинам только «специалистам» и даже в урезанном виде, так и не увидевший большого экрана. Залман Вульфович Литвин умер в 1993 году.