К 120-летию со дня рождения
Даже неискушенный в вопросах разведки и контрразведки читатель, ознакомившись с кратким перечислением основных биографических данных этого человека, принимавшего непосредственное участие в становлении Советской власти в Приморье, с трудом сможет поверить в прочитанное. А если к этому добавить, что до сих пор многое из того, чем он занимался, все еще остается тайной за семью печатями, то эта фигура вызывает еще больший интерес.
Бурлаков Леонид Яковлевич родился 27 октября 1897 года в городе Бугульме Самарской губернии в семье выходцев из крестьян. Его отец после службы в армии увез семью на Дальний Восток и устроился работать конторщиком на КВЖД. В русско-японскую войну он снова был призван под ружье, пережил все тяготы японского плена. После освобождения в Хабаровске вновь устроился на работу на железную дорогу. Семья проживала на станции Ханьдаохэцзы (КВЖД), расположенной на границе Южно-Уссурийского края.
После смерти отца (1909) мать, чтобы прокормить детей, работала прачкой. Леонид, окончив только двухклассное училище, вынужден был пойти работать подручным слесаря. Летом 1914 года он переехал во Владивосток к старшему брату, который помог ему устроиться на работу сначала слесарем и медником в военном порту, затем мастеровым во Владивостокском крепостном батальоне.
В 1916 году призван в армию рядовым саперного батальона. Службу проходил на должности мастерового младшего разряда в ремонтной военной мастерской. Летом 1917 года оказался на другом конце российской империи в финском Свеаборге рядовым местного крепостного минометного батальона.
В революцию молодой солдат пришел осознанно. Так, в одной из биографий он позже написал: « …В бурной революционной борьбе за массы… рабочему парню нетрудно было разобраться в партиях, и я примкнул в своем коллективе солдат к большевикам…».
Он вступает в ряды финской Красной гвардии. Через некоторое время его, как квалифицированного рабочего, направляют в Гельсингфорс на завод Иогансона, где строились для Советской республики так пригодившиеся Красной Армии в годы гражданской войны бронепоезда. Когда возникла опасность захвата города немецкими войсками, Леонид Яковлевич в числе последних уходит на канонерке «Грозящий» в Петроград.
С огромными трудностями через всю страну и переходящий из рук в руки Иркутск в июне 1918 года добирается до Владивостока. Гражданская война, уже докатившаяся ранее и до нашего города-порта, втянула Леонида в воронику происходящих событий. Вместе со старшим братом он вступает в красногвардейский отряд союза горняков. Когда в Приморье к власти приходит белогвардейское правительство, он перебирается в Хабаровск и устраивается для «работы» в арсенал, где можно добывать оружие для красных партизан.
В апреле 1919 года Леонид вынужден сбежать от призыва в колчаковскую армию снова во Владивосток, где работает в паровозоремонтных мастерских порта. Летом этого же года его задерживают как забастовщика, и он опять попадает под призыв. Его направляют на остров Русский в Учебно-инструкторскую школу имени генерала Нокса. Его намерение уйти в сопки к партизанам останавливает полученное задание подпольного обкома остаться в школе для получения данных о намерениях действий гарнизона и ведения пропагандистской работы.
Этим же Леонид Яковлевич занимается и с началом иностранной интервенции. Осенью 1919 года в ходе Гайдовского антиколчаковского восстания он командует взводом связи. Восстание было жестоко подавлено войсками генерала Розанова при активной помощи интервентов. Все попавшие в плен «гайдовцы» (около 300 человек) были преданы военно-полевому суду. Эта же учесть ожидала и Бурлакова, но с помощью солдат-подпольщиков он снова совершает побег из-под стражи.
Ситуация в Приморье меняется бесчисленное количество раз, власть постоянно переходит из-рук в руки, поэтому и Бурлаков то занимается легальной работой, то неоднократно уходит в подполье. После поражения Колчака он назначается на должность адъютанта политотдела Военного совета Приморья. Фактически решаемые им задачи соответствовали функциям начальника штаба Совета. Он работает под руководством первых советских чекистов на Дальнем Востоке легендарных Пшеницина К. Ф. и Луцкого А.Н ( см. «Служу Отечеству» № 5. Май 2013. С.28 ). В марте 1920 года Леонид Яковлевич вступает в партию, минуя кандидатский стаж, как человек, зарекомендовавший себя на подпольной работе.
В ночь с 4 на 5 апреля 1920 года японцы во Владивостоке совершили военный переворот и начали наступление по всему фронту на партизанские соединения, что привело к полному откату революционных войск вплоть до Благовещенска. Чтобы избежать какого-либо сопротивления и лишить войска Владивостокского гарнизона управления, в первые же минуты переворота были арестованы все представители Приморского правительства, в том числе члены Военного совета С.Г. Лазо, В.М. Сибирцев, А.Н. Луцкий. Всего только во Владивостоке и на острове Русский было взято в плен около 3 000 человек. Среди них подверглись аресту секретарь Военного совета Б.Н. Мельников (см. «Служу Отечеству» № 11.Ноябрь 2015. С.30) и Бурлаков. И снова Леониду Яковлевичу в который раз удалось вырваться уже из рук японцев.
Находясь в подполье, он работает в Техническом отделе (т.н. «партийная разведка») заведующим осведомительным подотделом Владивостокской организации РКП (б). В августе этого же года с созданием органов Госполитохраны Дальневосточной республики он становиться сотрудником Приморского областного отдела ГПО. 26 мая 1921 г. в результате очередного вооруженного переворота, совершенного при поддержке японских войск, во Владивостоке к власти пришло буржуазное Временное Приамурское правительство (ВПП) во главе с С. Д. Меркуловым.
В соответствии с решением Облревкома Бурлаков Л.Я передает Р. А. Шишлянникову («Андрей») (См. «Служу Отечеству» № 10. Октябрь 2016. С. 28-29) оставшуюся в городе агентурную сеть и вместе с руководителями Приморского областного отдела Государственной политической охраны (ГПО) ДВР М.А. Анисимовым и Г.А. Давыдов-Катючим уходит в партизаны. Занимается организацией отряда в Зыбунском районе (сейчас город Артем), затем командует Железной ротой на юге.
Неоднократно для встреч с наиболее ценными источниками и приобретения новых конспиративно пробирается во Владивосток. В октябре 1921 года принимается решение о его постоянной нелегальной работе в городе. Перед ним ставится задача воссоздания большевистского подполья. Для осуществления разведывательной и контрразведывательной работы им подбираются явки, конспиративные квартиры, создаются основные и запасные каналы связи, одновременно он занимается снабжением партизанских отрядов оружием и медикаментами.
У Леонида Яковлевича большое количество псевдонимов, многие из которых известны белой контрразведке: «Ганс», «Егоров», «Никифоров», «Озонин», «Леонид», «Аркадий». Несколько раз на его след выходит и японская разведка, но каждый раз Бурлаков уходит от наблюдения.
В конце 1921 года для подготовки разгрома белогвардейских войск во Владивосток Центром в качестве резидента направляется один из руководителей разведки 5-ой армии Салнынь Христофор Интович («Осип»), послуживший впоследствии одним из прообразов для создания Юлианом Семеновым образа и «дальневосточной биографии» Исаева-Штирлица. (См. «Служу Отечеству» № 3. Март 2017. С.26-27). Бурлаков в решении военных вопросов поступает в распоряжение Салныня. Он руководит разведсетью армии в Приморье и в Китае среди эвакуировавшихся туда белогвардейцев. Одновременно с выполнением задач как руководитель агентурной сети ГПО он зачисляется в кадры военной разведки.
Из-за серьезного ухудшения здоровья Салнынь отзывается в Читу и вся работа по руководству двух резидентур (политической и военных разведок) переходит к Леониду Яковлевичу. Под его началом было проведено множество различных операций и добыто значительной количество крайне важной для руководства ДВР и Москвы информации.
Одним из достаточно важных событий для дальнейшей работы против японских спецслужб было привлечение к сотрудничеству бывшего сотрудника царской контрразведки, будущего первого советского военного резидента в Японии, фактического основателя самбо – Ощепкова В.С. (См. «Служу Отечеству». № 9. Октябрь 2008. Стр. 10-14). Через связи последнего Бурлакову удалось «войти в контакт» с разведкой 13 японской дивизии, куда передавались поддельные секретные документы, которые должны были спровоцировать конфликт японцев с каппелевцами и таким образом способствовать разложению некоторых каппелевских частей.
У «Аркадия» к этому времени уже были источники в штабе Владивостокской крепости, информационном отделении уголовного розыска, в штабах семёновских войск, 3-го каппелевского корпуса, 9 японской дивизии; владивостокской милиции и курьеры для связи с харбинской резидентурой, откуда материалы поступали руководству РУ ВС НРА в Чите.
К сентябрю 1922 г. был собран обширный хорошо детализированный материал, дававший довольно полное представление о политическом и военном положении в Приморье, копии приказов штаба командующего флотилией с объявлением именного численного состава всех судов, частей и учреждений Сибирской флотилии, другие секретные документы о составе, дислокации и передвижении белогвардейских и японских войск и военных грузов, а также о планах наступательных операций войск ВПП на НРА Дальневосточной республики.
В сборе разведывательных сведений участвовала и будущая супруга Бурлакова Вера Гаврилюкова, которая работала на телефонной станции во Владивостоке и прослушивала телефонные разговоры, а также в связи с отсутствием прямой связи с Читой выполняла роль связной с харбинской резидентурой. Для этого было организовано специальное торговое предприятие, которое использовалось для прикрытия разведдеятельности, а также для ее финансирования. На всех станциях от Евгеньевки до Владивостока были созданы подпольные группы, готовые парализовать основные пути сообщения белогвардейцев.
Проведенная владивостокскими резидентурами работа и полученная ими информация в значительной степени позволила руководству ДВР и НРА разгромить в начале октября под Спасском последние в России боеспособные белогвардейские части и начать стремительное наступление на Владивосток. Руководимые Бурлаковым секретные сотрудники в этот период были нацелены на предотвращение попыток уходящей власти вывести из Приморья награбленное ценности и имущество. Из сообщения агента «Адольф»: « В связи с тем, что белые будут использовать для эвакуации суда, ставим себе целью ни перед чем не останавливаться вплоть до потопления или больших разрушений судов, чтобы не выпустить их из Владивостока. На пароходе «Охотск», подготовленном для отправки с десантом на Камчатку, взорвана машина…».
Накануне вступления частей НРА в город были получены данные о готовящейся расправе над политзаключенными. В результате принятых контрмер из тюрьмы были освобождены 156 человек. На Русском острове организован побег еще одной группы из концлагеря. Освобожденным было выдано оружие для организации охраны ряда объектов. В результате была предотвращена попытка уничтожения огромных пороховых складов на острове, вывоза за границу библиотеки бывшей императорской Академии Генерального штаба ( 200 тысяч томов), во Владивостоке был захвачен секретный архив Временного Приамурского правительства
С окончанием гражданской войны Леонид Яковлевич официально назначается инструктором информационного отдела губкома партии. Эта должность выполняла роль очередной «крыши». Передав в распоряжение начальника сформированного Приморского губернского отдела ГПО всех секретных сотрудников осведотдела, он полностью сосредотачивается на работе в военной разведке, являясь заместителем, затем резидентом Разведота штаба 5-й армии. Неоднократно выезжает в командировки на оккупированный японцами Сахалин, Маньчжурию. Одна из главных задач этих командировок было руководство работой «переброшенного» в Японию Ощепкова В.С. Для работы с ним отрабатывались новые способы связи, подбирались соответствующе подготовленные курьеры, согласовывались новые задания и обрабатывались подступающие от него материалы.
С 1925 года Леонид Яковлевич вновь поступает в распоряжение своего наставника еще по Владивостоку – Салныня Х.И., работающего в Китае под именем американского бизнесмена Осипа Лауберга. Под его руководством Бурлаков осуществлял мероприятия по переброске оружия для снабжения Кантонской армии.
В это время обстановка в этой стране чрезвычайно усложнилась. Маньчжурский «Большой Генерал» – Чжан Цзолин фактически захватил власть в Пекине и проводил открытую антисоветскую политику, опираясь на японскую помощь. Советское руководство после ряда безуспешных попыток решения вопросов на политическом уровне приняло решение о его ликвидации. При этом было использовано то обстоятельство, что последний вел секретные переговоры с американскими представителями, что предполагалось довести до японского руководства с целью максимально нейтрализовать возможные отрицательные последствия в случае проведения операции.
Разработанный Салнынем («Гришкой») первоначальный план предполагал ликвидацию Чжан Цзолиня взрывом мощной мины в его дворце в Мукдене. Пронести мину во дворец, установить ее в апартаментах маршала и поставить часовой механизм на ночное время должны были два брата Бурлакова, входившие в состав оркестра предполагавшегося концерта для маршала. Переправить все необходимое для операции должен был сам Леонид Яковлевич. Причем, взрывчатка должна быть доставлена им только до станции «Гродеково» с советской стороны.
Однако из Центра поступила команда «максимально ускорить дело». Это привело к ненужной в такой ситуации спешке, непроработке многих сопутствующих деталей и завершилось провалом. Бурлаков с документами на имя Ивана Яковлевича Шугина 24 сентября 1925 года прибыл на станцию «Пограничная», где предполагалась передача мины агенту Медведеву, служившему в полиции КВЖД.
Как было установлено позднее, последний уже находился под наблюдением спецслужб Чжан Цзолиня, и его контакт с одним из советских пассажиров был отфиксирован. Местная полиция получила приказ на досмотр всех вещей в вагоне. В результате обыска были найдены два чемодана со взрывчаткой и большими суммами в долларах и японских иенах. «Шугин», Медведев и его помощник Власенко были задержаны.
Во время доставки в участок Бурлакову удалось сбежать (китайцы дали ему прозвище «летающий человек»). Пытаясь скрыться от преследования, он обратился за помощью к русскому стрелочнику. Последний был бывшим белогвардейцем и сдал беглеца властям.
До этапирования в Мукден Бурлаков провел две недели в харбинской тюрьме, где получил заделанную в пуговицу инструкцию, в соответствии с которой выдавал себя за члена белобандитской организации, мстящего большевикам за убийство отца. Взрывчатка якобы должна была быть использована в районе Забайкалья для подрыва полотна железной дороги и её предполагалось перевезти через Китай транзитом по КВЖД.
Из Харбина Бурлаков был переведен в мукденскую тюрьму, где допросы и пытки продолжались. Летом 1926 года он был судом приговорен к 9 годам каторжной тюрьмы. Почти 5 лет его держали в одиночке, в кандалах. Руководство разведки не оставляло попыток освобождения своего сотрудника. В 1929 году путем различных комбинаций его попытались выкупить – но неудачно. За большую взятку удалось лишь освободить арестанта от кандалов. Предпринимались и попытки организации побега. Так, по одному из вариантов с внешней стороны тюрьмы через стену должна была быть переброшена веревка. Бурлаков с товарищами должны были под благовидным предлогом выйти из камеры во двор и выбить косяк одного из окон. Эта часть «внутренней» подготовки была проведена безупречно. Но за два дня до оговоренного срока побега им была передана веревка с кошкой и сообщением, что стену им придется преодолевать самим. Вся предыдущая подготовка пошла насмарку.
Посещения в тюрьме на Бурлакова не распространялись, так как он, в соответствии со своими показаниями, старался держать себя как белогвардеец. И ему это удалось, потому что сидевшие здесь белые эмигранты относились к нему с доверием. Кроме того, ему значительно позволило «повысить свой статус» умение разбираться в часовых механизмах. Зачастую ремонт часов замещал ему наличие денег.
И только 14 апреля 1930 года Бурлакова, Медведева и Власенко обменяли на пятерых пленных китайских офицеров, взятых во время конфликта на КВЖД.
По возвращении в Москву Леонид Яковлевич удостаивается высшей в те годы награды – ордена Красного Знамени. Почти год находится на излечении. Поступает Урало-Казахстанскую промакадемию в Свердловске.
Им была разработана специфическая инструкция по поведению при аресте и нахождению в китайских тюрьмах. В ней он советовал при проведении любой из операций всегда иметь при себе лишнюю сотню в кармане. Деньги в Китае – главный документ, позволяющий обойти множество неприятностей, только не надо бояться давать взятки даже простому полицейскому или начальнику полиции. Разница между последними только в сумме предлагаемых денег.
На допросах следует вести себя подобострастно. Это китайцам нравиться. Не нужно противоречить в мелочах, но быть настойчивым в различных отвлекающих фактах. Китайцы мстительны, но достаточно похвалить их, чтобы они стали более доброжелательными.
Допросы ими осуществлялись бессистемно, при этом они руководствовались только фактами и вещественными доказательствами, обнаруженными в ходе ареста. И если аргументированно объяснить происхождение найденных предметов и вещей, привлекая свидетелей, то достаточно быстро можно добиться нужного воздействия.
Пытки при допросах китайцы применяли по букве закона, а не по необходимости, и избежать их можно только подкупом или другим расположением к себе. Здесь чрезвычайно важно обзаводиться солидными знакомствами, не имеющими отношения к решению главных задач, для ссылок на близкие отношения с ними.
Никаких четко установленных юридических правил в китайских тюрьмах не существовало. Все строилось на купле и продаже. Руководство тюрем осуществляло «внешнюю» торговлю. В ведении старших корпусов торговля кандалами, камерами. Старшины камер и коридоров являлись монополистами «внутренней» торговли.
Серьезной проблемой в китайских тюрьмах являлся паек. На русских предусматривалось в день полкило хлеба, не более 50 граммов мяса и несколько картофелин. Причем последние выдавались сырыми и готовить их следовало самим арестантам.
Другой сложностью было медицинское «обслуживание». Всё «лечение» вне зависимости от болезни заключалось в лучшем случае в выдаче пилюль из простой глины. Так в мукденской тюрьме ежедневно умирало от трех до пяти арестантов…
После прохождения лечебного курса Бурлакова оставляют на преподавательской работе в Центре. Но его привлекает именно оперативная работа. Леонид Яковлевич обращается напрямую к начальнику военной разведки Яну Берзину с просьбой отправить на Дальний Восток на любую оперативную должность.
Ходатайство было удовлетворено. После специальной подготовки он назначается помощником начальника разведки 57-ой стрелковой дивизии, а в феврале 1932 года – помощником начальника разведотдела штаба ОКДВА. Через год майор Бурлаков переводится в Приморье.
Это было начало мероприятий по практическому восстановлению Морских Сил Дальнего Востока (МСДВ). Реально они располагали всего 4-мя кораблями, абсолютно не отвечающими требованиям реальной обстановки в регионе. Приказом Я. Берзина Бурлаков Л.Я. назначен на должность начальника отделения разведывательного отдела штаба флота. Отделение находилось на особо секретном положении и занималось организацией агентурной работы в Японии, Корее и Китае. В 1935 году на основе МСВД был сформирован Тихоокеанский флот
Об этом его периоде работы до сих пор почти ничего неизвестно. Но то, что она было достаточно эффективной, свидетельствует отзыв адмирала Кузнецова. Будущий главком ВМФ Советского Союза, принимая в 1939 году ТОФ, высоко оценил деятельность флотских разведчиков. Из аттестации на Л. Я. Бурлакова:
«…Специальную работу любит и является фанатом этого дела. В подборе кадров исключительно грамотен, умеет их не только подбирать, но и воспитывать, Особо ценен своими знаниями условий работы на Дальнем Востоке. Предусмотрителен. Умело использует связи в интересах нашей работы.
Тов. Бурлаков безупречно дисциплинирован и выдержан. Обладает сильной волей. К себе и подчиненным требователен, но в то же время – демократичен.
Инициативен и решителен. Беззаветно предан пролетарской революции. Физически вынослив. Личным оружием владеет хорошо».
Правда, к моменту прибытия Кузнецова во Владивосток Бурлаков уже находился в Москве под арестом, обвиненный по пяти пунктам печально известной ст.58 УК РСФСР и в шпионаже в пользу Японии. «Тяжелый» подследственный попался костоломам с Лубянки. Откуда привыкшим шить дела в результате пыток и издевательств было знать, что Леонид Яковлевич уже прошел все «университеты» белогвардейских, японских и китайских тюрем. В течение 20 дней он выдерживал все «методы» следователей, категорически отказываясь от предъявляемых обвинений и не подписывая никаких сфальсифицированных бумаг.
И лишь затем, видя, что его главный допрашиваемый просто устал, стал давать незначительные и просто противоречащие друг другу «показания». В течение года, не сумев толком состряпать «дело», московские «специалисты» решили переложить эту обязанность на своих Дальневосточных коллег. Беспрецедентный случай – Бурлакова по этапу отправляют в особый отдел НКВД Тихоокеанского флота для «разборки на месте преступления».
Во Владивостоке все повторяется по столичному сценарию: камера, «очные» ставки, допросы с пристрастием. Результат тот же, Бурлаков полностью отказывается от московских показаний, заявляя, что дал их под пытками. Сокамерникам по заключению он рассказывает об аресте Ежова, о запрещении пыток, предлагает отказываться от ранее выбитых из них показаний. И продолжает тянуть время, понимая, что оно работает на него.
Почти два года тянется следствие, все «добытые» в Москве эпизоды рассыпаются как карточный домик. Доказать причастность подследственного к какой-либо противоправной деятельности не удается. Материалы из-за их явной натянутости и отсутствия реальных доказательств даже не доходят до суда. 4 декабря 1940 года Особый отдел НКВД Тихоокеанского флота прекращает дело «за недостаточностью улик», а Леонид Бурлаков выходит на свободу.
Он находит в Омске у родных свою семью, ему в Москве возвращают отнятую как у «врага народа» квартиру, назначают пенсию. Но в пенсионерах он задержался недолго. Через полгода началась война. В июле 1941 года Леонид Яковлевич вызывается в НКВД СССР. Но на этот раз не для допросов, а для назначения на ответственный участок работы. Как сотрудник 4-го (разведывательно-диверсионного) управления НКВД СССР (См. «Служу Отечеству» № 11. Ноябрь 2015. С.31) он осуществляет подготовку разведчиков-диверсантов, которые забрасывались в тыл противника.
Несколько раз выполняет задания за линией фронта. Его жена включена в состав сотрудников будущей нелегальной организации для работы на оккупированных немцами территориях. В июне 1942 года Бурлакову присваивают звание «Заслуженный работник НКВД СССР». Во второй половине 1943 года он снова за линией фронта — занимается разведкой и контрразведкой в партизанском отряде А. И. Воропаева на Смоленщине.
Леонид Яковлевич возглавляет группу спецназначения, перед которой была поставлена задача уничтожения «абверкоманды 103». Позывным этого немецкого разведподразделения был… «САТУРН». Тот, который, как известно читателю, «почти не виден». Бурлаков с этой задачей справился. Его наградили Знаком «Почетный чекист» и присвоили звание подполковник госбезопасности.
Здесь он получает известие о гибели на Курской дуге своего единственного сына. В ноябре 1943 года отряд встречается с частями Красной Армии. Бурлаков вновь в Москве, занимается подготовкой зафронтовых работников при штабе партизанского движения Белоруссии. После освобождения Белоруссии его направляют в запасный полк, а в сентябре 1945 года 49-летний подполковник Бурлаков оказывается в «добровольно-принудительной» отставке. Истинные причины его отправки на пенсию неизвестны. Но он повторил судьбу многих опытнейших советских разведчиков того времени, фактически выброшенных на улицу.
Отсутствие хорошего образования и другие «причины» не позволяют найти приличную работу. Леонид Яковлевич устраивается слесарем-водопроводчиком треста «Академстрой». Новую карьеру он закончил … вязальщиком шарфов в одной их московских артелей.
Последствия неоднократных тюремных заключений, а главное давящее ощущение несправедливости сказались на здоровье бывшего офицера. В 1955 года он заболевает раком легких. Через год бывшего разведчика и, как написали знавшие его коллегии, «безукоризненно честного человека» не стало.