100 ЛЕТ ВЧК-КГБ-ФСБ

 

К 115-летию со дня рождения

Все отроческие годы, юность и начало службы в органах госбезопасности одного из будущих руководителей советской разведки прошли в Приморском крае. Его отец, простой крестьянин деревни Марлеево Московской губернии, во время русско-японской войны был призван в царскую армию и оказался на Дальнем Востоке. Службу закончил артиллерийским унтер-офицером Приморского драгунского полка Уссурийской конной бригады, дислоцировавшейся в селе Раздольное. После демобилизации он решил навсегда поселиться в этих понравившихся ему краях и перевез сюда семью.

С малых лет Митька постигал крестьянскую науку. Особенно тяжело стало, когда отца опять призвали в 1914 году на фронт. Все заботы о семье легли на него и старшего брата Ивана.  Мать, чтобы прокормить пятерых детей, нанималась на мытье полов и стирку белья у гарнизонных офицеров. Несмотря на постоянную занятость по хозяйству, оба брата стремились к получению знаний. Но скудный семейный достаток не позволял учиться даже в земской государственной школе, поэтому Дмитрий поступил в Раздольненское церковно-приходское училище, по окончании которого продолжил обучение в Шкотовской учительской семинарии.

Не исключено, что на такой выбор оказало влияние окружающей обстановки, ведь большинство времени он проводил среди солдатских детей, отцы которых по воспитанию и принадлежности к служивому сословию были истинно верующими. Кстати, и училище, и семинария располагались в воинских казармах. Впоследствии Дмитрий Георгиевич даже в кругу близких ему друзей не любил возвращаться к воспоминаниям об этом периоде его жизни. Так, один из исследователей истории сел Раздольное и Шкотово, пытавшийся получить от Федичкина более подробные детали о его учебе, отметил, что последний отнесся к этим попыткам «неблагожелательно».

В данный вывод исследователя можно внести существенную поправку. Выяснение этих обстоятельств относилось к 1970 годам и «раскручивание» тезиса о том, что легенда советской разведки и преподаватель Краснознамённого Института ПГУ КГБ имеет «поповское» образование, по требованиям того советского времени было бы, как писали в официальных документах, политически нецелесообразно.

Сам Федичкин в период своей работы за границей много раз добрым словом вспоминал своих преподавателей училища и семинарии, так как полученные им и вызубренные на зубок знания с «определенным уклоном», позволяли свободно общаться с бывшими царскими офицерами, представителями различных направлений духовенства, элитой различных зарубежных формирований. А главное, как отмечал сам Дмитрий Георгиевич, «учеба в учительской семинарии… дала мне возможность убеждать людей в правоте моих взглядов».

События, происходящие как в центре России, так и непосредственно в Приморье, особенно в среде солдат воинских гарнизонов, не могли не сказаться на серьезном изменении взглядов Дмитрия. Особенное влияние на него оказало близкое знакомство с семьей Семена Буденного, проходившего службу в Раздольном вместе с его отцом. В феврале 1917 года произошло еще одно знаковое событие. Казачьи части были брошены на усмирение солдат гарнизона, не желавших ехать на фронт. Во время стычки произошла перестрелка. Одна из шальных казачьих пуль угодила Дмитрию в грудь, ударившись прямо в одну из медных пуговиц ватника, деформировалась и, срикошетив, уйдя вверх, задела ребра, разорвала легкое, вырвала половину лопатки и повредила левую ключицу.

Как значительно позже установили врачи, от моментальной смерти его спасло только то, что пуля прошла между аортой и веной в тот момент, когда сердце было сжато. Молодой, закаленный организм, сумел быстро восстановиться, хотя последствия ранения еще долго сказывались на здоровье.

В период обучения в семинарии Дмитрий начинает посещать подпольный большевистский кружок и по его поручению выполнять некоторые задания. После входа красных партизан во Владивосток он вместе с братом в 1921 году перебираются в город. Оба направляются на учебу в советскую партийную школу. В апреле того же года Д. Федичкин вступает в ряды РКП(б).

26 мая в результате вооруженного переворота, совершенного при поддержке японских войск, во Владивостоке к власти пришло буржуазное Временное Приамурское правительство (ВПП) во главе с С.Д.Меркуловым. Все активные члены большевистской партии перешли на нелегальное положение, а руководители Приморского областного отдела Государственной политической охраны (ГПО) ДВР ушли в партизаны.

Село Анучино стало центром партизанского движения в Приморье. Именно сюда по решению партийной организации и были направлены оба брата Федичкины. Иван вскоре стал военкомом одного из отрядов, а Дмитрий был назначен комиссаром комендантской группы. В задачи этой группы также входили вопросы ведения разведки и контрразведки, как против действий меркуловских войск, так и интервентов.

Это были первые «университеты» Дмитрия Георгиевича в постижении азов агентурной работы.  В одном из боев он был захвачен белогвардейцами в плен и заключен в лагерь, откуда сумел совершить побег.  С весны 1922 года Дмитрий являлся разведчиком партизанского отряда Топоркова.

25 октября части НРА вошли во Владивосток.  Гражданская война и военная иностранная интервенция в Приморье и на Дальнем Востоке были формально закончены, но это лишь означало переход к новой фазе противостояния с различными противниками, вынашивавшими планы возвращения на эти территории.  Новая власть остро нуждалась в получении информации о таких намерениях.

С учетом серьезного дефицита в опытных, грамотных кадрах, вполне естественно, что Д. Г. Федичкину, имевшему не только достаточно хорошее образование, но и реальный опыт, было предложено стать сотрудникам органов государственной безопасности. В конце 1922 года его назначают помощником уполномоченного Никольск-Уссурийского подотдела (контрразведки) Госполитохраны Дальневосточной Республики.

Молодым органам новой власти, только начавшим формироваться, пришлось столкнуться с огромным грузом проблем. Даже прибывшие для быстрейшей организации этой работы представители из Москвы, Иркутска и Читы не до конца представляли всю специфику местных условий.

В отличие от центральных областей России край был «перегружен» наличием оружия, находившимся у населения. Помимо складов всех видов, оставшихся от различных воинских формирований, как российских, так и зарубежных, последнее накапливалось, начиная с 1904 года. Кроме того, власти всех мастей для решения своих тактических задач сами постоянно вооружали необходимые им гражданские формирования. Так, в ходе периодически вспыхивающих эпизодов «Манзовской войны» (борьбы с хунхузами), длившейся с конца ХIХ века (См. «Служу Отечеству» № 8. Август. 2017. С.29), постоянно вооружались различные подразделения дружинников.

Также, но по другим причинам поступала и новая власть. Так, увольняемым в запас солдатам почти всех приморских воинских гарнизонов оружие выдавалось на руки. Вот пример из решения Совета солдатских депутатов Никольск-Уссурийского гарнизона: «…Всех увольняемых солдат снабжать винтовками «бердан» и по 100 штук патронов…». Кроме того, нельзя забывать и наличие таких формирований как Уссурийское казачество и Сибирская флотилия. Последняя весь период Гражданской войны поддерживала ставленников старой власти.

До сих пор даже самые скрупулёзные историки и исследователи не могут подсчитать пусть в приближенном варианте истинное количество стволов оружия, находившегося практически в каждой приморской семье.

Сама борьба с бандами «краснобородых», особенно с ее контрабандной составляющей и опиумным промыслом, была одной из постоянных проблем повседневной жизни приморцев. Насколько серьезной являлась эта ситуация, говорит такой факт, что только в 1936 году была окончательно ликвидирована знаменитая «Миллионка» – этот китайско-контрабандистский анклав, расположенный в самом центре Владивостока. Вопрос рассматривался на заседании высшего органа СССР –  заседании политбюро 17 апреля 1936 года. В результате фактически общевойсковой операции было выявлено около 3-х тысяч нелегалов, ликвидировано 96 «притонов» – подпольных курилен опиума, складов оружия и контрабанды.

Серьезное влияние на ситуацию в крае оказывало и близкое расположение к границе КВЖД. Главная, как сейчас бы написали, логистическая составляющая Приморья  – Уссурийская железная дорога являлась ее филиалом. (См. «Служу Отечеству» № 10.  Декабрь 2009. Стр.8-13).

На момент освобождения края, здесь продолжали свою деятельность множество политических, национальных, земляческих и «ремесленных» партий и формирований, что вносило неразбериху и хаос в выполнение тех или иных решений. Например, вброшенный в массы большевистский лозунг: «Землю тому, кто ее обрабатывает!», в условиях местной специфики привел здесь к обратному результату.

Большинство крестьян Приморья были переселенцами, поэтому им наделы нарезалась по числу едоков. С учетом огромных «незанятых» площадей, недостатка в свободных земельных участках не было. В связи с тем, что эти угодья нарезались в тайге, и доводить их до соответствующего состояния было чрезвычайно сложно, то крестьяне отдавали такие наделы в аренду китайцам и корейцам за соответствующую плату. Поэтому отдавать свои земли инородцам истинные хозяева намерений не имели. Учитывая, что за 5 лет власть в Приморье менялась 14 раз, большинство населения просто уже не верило никаким лозунгам и призывам.

Напрямую перед силовыми структурами стояли и проблемы по выявлению оставшихся белогвардейских ячеек. Только в 1923 году было зарегистрировано более пяти тысяч белогвардейцев, в том числе четыре генерала, 2 067 офицеров и военных чиновников. В их число попал и В.К. Арсеньев (См. Служу Отечеству № 8. Август. 2017. С. 28-29). Как вспоминал Федичкин, он несколько раз видел, как в соответствующую часть приходил отмечаться Владимир Клавдиевич. (В марте 1924 года был снят с учета).

Не остались без соответствующих последствий и вопросы агентурно-оперативной деятельности, как следствие длительного присутствия на этой территории японских, американских, китайских, чехословацких «экспедиционных» частей.

Особенно остро эта специфика была присуща приграничным районам. Поэтому одной из задач, стоящих перед местными силовыми структурами, была необходимость решения вопросов по усилению охраны государственной границы, отвечавших сложившейся обстановке. Уже на третий день после вступления красных войск во Владивосток Приморский военно-революционный комитет постановил создать для этого специальный отдел ГПО.

Именно в нем и начал службу Дмитрий Георгиевич. Из его воспоминаний: «…Из Уссурийска я попал в Примгуботдел ГПО… Я обрабатывал полученные сведения от агентуры во Владивостоке, докладывал начальству положение дел, – но чаще все же был на границе: в казачьих хуторах, станциях.  Отлично помню Новокиевский, Гродеково, Камень-Рыболов, Иман…

Первоначально мы привлекали и вербовали комсомольцев, активных бывших «красных» партизан. Но наши враги с ними прежде всего и расправлялись. Выкашивали весь актив. Поэтому мы изменили тактику: стали привлекать тех, кто не вызывал подозрения, например, торговцев, которые официально, по документам ездили через границу. Таковыми были и агрономы, врачи, ветеринары. Но они редко шли на сотрудничество. Порой становились «двойниками». Активно использовались сотрудники Уссурийской железной дороги: они официально паровозными сменами ездили из Уссурийска через  Гродеково в Харбин…

Привлекали мы и контрабандистов: «закрывали глаза», когда они приходили из Маньчжурии, приносили мануфактуру, спирт, спекулировали и пьянствовали. Так, мы поступали в каком-нибудь селе к 3-4 контрабандистам. Остальных «прижимали». Из этих 3-4 лишь один был наш привлеченный. Да и то периодически мы его официально допрашивали, штрафовали… Хотя частенько ему задания давал его брат, кум, однополчанин. Никто в селе не знал, что этот брат, кум, однополчанин – наш человек.

Благодаря погранразведке, мы узнали многое: есть ли банды на той стороне, каково их вооружение, кто атаман.  Нельзя считать, что их атаманы были не авторитетные личности. Бойцы этих отрядов были в своей массе местными, приморскими, и к тому же имели опыт ведения боев до 1923г., а были и те, кто не выпускал из рук карабин с 1914 г. 

Это был серьезный противник. И мы несли потери…».

Так, длительное время не удавалось раскрыть несколько убийств местных активистов. Собранная по данному делу информация была крайне скудна. Действовал одиночка, бывший белогвардеец, переодевавшийся в форму милиционера и совершавший данные акции с целью террора населения. В ходе дальнейшей разработки было установлено, что один из коллег Федичкина может опознать бандита. Поэтому именно ему и было поручено задержание. Из-за слабой проработки деталей произошла перестрелка,  в которой товарищ Дмитрия погиб. И таких эпизодов было множество.

Только за один 1923 год и только на Гродековском участке границы было ликвидировано 6 шаек, насчитывающих в своих рядах около пятьсот бандитов. Счет мелких вооруженных групп и одиночек, задержанных пограничниками, перевалил за полторы тысячи человек.

Как отмечал Дмитрий Георгиевич, главные направления, стратегию и тактику ведения погранработы в этот период определяли председатель Приморского губсовнаркома (будущий  зам. наркома обороны СССР ) Я. Б. Гамарник, заместитель председателя Приморского губернского ревкома (будущий начальник отдела Наркомвода СССР )  Шишлянников Р.А. (См. « Служу Отечеству» № 10. Октябрь 2016. С. 28-29), Пшеницын Константин Федорович. (Пшеницын К.Ф. (1892-1937). В 1913 г. был призван на службу в царскую армию, служил рядовым в Иркутске. Здесь включился в революционную работу. В 1917 г. избран членом Иркутского городского Совета рабоче-крестьянских и красногвардейских депутатов. Один из руководителей Сибирского военного комиссариата. Участвовал в разгроме семеновских банд, организовывал подпольные нелегальные центры. В марте 1919 г. схвачен белогвардейцами и брошен в тюрьму. После освобождения в феврале 1920 г. прибыл в г. Владивосток, где работал в Военном Совете (разведка), Проводил большую работу по созданию ДВР. Один из руководителей партизанского движения Приморья. С 1922 г. первый секретарь Приморского губкома ВКП(б). Входил в состав Директората (коллегии) ГПО ДВР и возглавлял отдел по работе с иностранцами. В 1926 г. работал в аппарате ЦК ВКП(б). С 1932 по 1934 года снова первый секретарь Приморского крайкома ВКП(б), затем секретарь Свердловского обкома ВКП(б). Застрелился 23.05.1937 г.).

Непосредственное руководство этим направлением осуществлял Каруцкий В.А. (Каруцкий Василий Абрамович (1900-1938). Фигура достаточно противоречиво оцениваемая историками, особенно в связи с проводимыми в 1930-х годах репрессиями. Закончил томскую гимназию и 1-ый курс юридический факультет Томского университета. В марте 1919 года колчаковской властью мобилизован рядовым в 46-ой полк, дислоцировавшийся под Барнаулом. Полк в полном составе перешел на сторону красных партизан. Каруцкий избирается членом Алтайского ревкома. Через несколько месяцев назначается следователем ревтрибунала 26-й дивизии, а затем 5-й армии Восточного фронта. С февраля 1921 года – начальник секретно-оперативной части и одновременно замначальника Особого отдела Восточно-Сибирского военного округа. В конце октября 1922 г. ему поручается сформировать группу из тридцати человек и прибыть в только что освобожденный Владивосток на должность руководителя Приморского губернского отдела Госполитохраны. В конце 1923 года Куруцкий переводится на должность начальника Амурского губотдела ОГПУ. Затем Василий Абрамович возглавляет облотделы ГПУ в Туркмении и Казахстане. Был награжден 4-мя орденами Красного Знамени и четвертым в стране орденом Красной Звезды. С января 1935 г. – руководитель ОГПУ- НКВД Запсибкрая. Затем последовали руководящие должности в аппарате НКВД  в Москве и Белоруссии. С ноября 1937 г. –  зам. начальника  Секретно-политического отдел ГУГБ НКВД  в звании  комиссаре госбезопасности, награжден  орденом Ленина. 20 апреля 1938 г. назначен на должность начальника Московского облуправления НКВД. 13 мая, через три недели после этого назначения, поставил точку в дальнейшей «карьере» выстрелом в висок.)

Назначенного в Благовещенск Каруцкого В.А. сменил Петр Иванович Карпенко (1893 – 1937). Как вспоминал Дмитрий Георгиевич, первые месяцы «притирки» с новым начальником проходили сложно. Карпенко в отличие от своего предшественника постоянно держал дистанцию как с подчиненными, так и местными руководителями всех уровней. Не с кем дружеских связей не поддерживал. Говорил он с сильным, явно западным акцентом. При разборе непонятных для него ситуаций, требующих быстрых моментальных решений, переходил на непонятный для всех язык. Ряд коллег считал, что это немецкий.  И это тоже вносило определенную негативную нотку во взаимоотношения, так как многие из них прошли русско-германский фронт и при всем «интернациональном» воспитании» просто недолюбливали немцев.

Но невероятная работоспособность Карпенко, личное участие  в рискованных операциях, стремление в мельчайших деталях разбираться в складывающей обстановке, умение находить эффективные решения в сложных ситуациях быстро позволили ему завоевать заслуженный авторитет. «…У него даже в сравнении с другими чекистами была более быстрая реакция и память… Он со мной часто выезжал на границу. Перед поездкой тщательно готовился: изучал оперсводки, докладные, беседовал с кем-то по телефону, а перед ним или за ним была карта пограничной полосы…», – вспоминал Дмитрий Георгиевич и подчёркивал, что через непродолжительное время Петр Иванович знал все «горячие» точки на границе, псевдонимы почти всех объектов разработок и секретных сотрудников.

Гораздо позднее Федичкин узнал, что Карпенко был из латышей. Как и он, закончил церковно-приходскую школу. Настоящие его имя и фамилия – Ринкман Давид Давыдович. Воевал на фронтах Первой мировой войны. В 1917 году попал в плен. Предпринимал попытки побега, одна из которых увенчалась успехом. В Россию пробирался через несколько стран. Три года сначала находился на нелегальном положении, затем работал в различных подразделениях ЧК Украины. Его профессионализм был замечен самим Ф.Э. Дзержинским, и при его поддержке Карпенко стал одним из руководителей Экономического управления центрального аппарата ОГПУ.

Одним из первых был награжден знаком «Почетный работник ВЧК ГПУ», что тогда ценилось выше орденов и медалей. Принимал участие в ряде операций в рамках оперативных игр «Трест» и «Синдикат». Именно эти обстоятельства, умение работать в «мирной обстановке», в отличие от Каруцкого, обладавшего только опытом ведения разведки в боевых условиях, и послужили основанием для его перевода в Приморье.

(С конца 1925 года Карпенко П.И. возглавлял Самарский и Приволжский отделы ГПУ.  С 1930 года являлся полномочным представителем экономического отдела ОГПУ в различных организациях железнодорожного транспорта.  Награжден орденами Ленина и Красного Знамени. В июле 1937 года арестован по обвинению в шпионаже в пользу польской разведки и вредительство. Следствие велось до конца ноября 1937 г. Расстрелян. Полностью реабилитирован в 1956 году).

«…Охрану и разведку по обе стороны границы мы вели самыми различными методами и приемами. Использовали и «кнут» и «пряник». Карпенко вместе со своими единомышленниками на границе стали создавать легендированные подпольные организации и по такому же типу «белоповстанческие отряды». В этих организациях были и мы, разведчики, и бывшие офицеры …и самые настоящие, отъявленные белогвардейцы, белоказаки. Эти стационарные организации действовали по обе стороны границы, а наши «повстанческие отряды» действовали под Иманом и под Гродеково…».

Основная задача последних заключалась в том, чтобы «вытаскивать» с той стороны наиболее активных ставленников настоящих белогвардейских формирований. При положительном варианте некоторых из них удавалось перевербовать и использовать для получения нужных сведений о дальнейших действиях противной стороны.

Но главное направление работы сотрудников отдела состояло в выявлении и пресечении действий японских спецслужб. По официальным (японским) данным в начале 1923 года во Владивостоке находилось около тысячи представителей страны Восходящего солнца. Отслеживаемые «пути» различных незаконных деяний последних приводили в японское генеральное консульство. Его роль в решении всех возникающих между нашими странами вопросов была чрезвычайно высока, так как оно после уста­новления в Приморье советской власти осталось единственным японским представительством в России.

И если ранее, особенно в период интервенции, посольские и консульские службы прикрывались лозунгом «защиты» прав японцев, то теперь вся проводимая ими «работа» шла под официальным прикрытием «необходимости   наблюдения за антияпонскими движе­ниями проживающих в Сибири корейцев» (!!!). Японские дипломаты (читай разведчики) настолько уверовали в непререкаемость этих постулатов, что даже в своей переписке, которая контролировалась сотрудниками Карпенко, называли  возглавляемый им отдел корейским.

Проведенные тщательно подготовленные оперативные комбинации закончились арестом ряда «дипломатов», которые по официальным документам оказались сотрудниками… администрации Корейского генерал-губернаторства. А в ходе допросов секретаря посольства Кагами Такэо выяснилось, что он является сотрудником японского МВД и основной его задачей было… «изучение планов радикальной пропаганды, а так­же их реализации, способствовавшей контролю над радикалами ». (!!!)…

(Вся «детективная» подоплека с выдворением японского генерального консульства заслуживает особого более подробного изложения, особенно с учетом происходящих сейчас  «американских событий». Ведь все это в истории нашей страны происходило неоднократно, в том числе и почти 100 лет назад во Владивостоке.  И прикрытие любой противоправной деятельности лозунгами за установление демократии, и вброс в СМИ откровенной лжи, и требования «наказать» агрессивных русских.

Проведенные силовые операции были лишь видимой частью айсберга. Советское руководство при решении этого вопроса поступило точно в соответствии с принятыми дипломатическими нормами. Несмотря на неоднократные предложения заключить официальные дипломатические отношения, противная сторона в течение трех лет под различными предлогами уходила от решения этого вопроса. Более того, японское правительство заявило об отказе от получения экзекватуры для Владивостокского консульства.

И это на фоне запрета А. Иоффе, бывшего в ранге заместителя министра, в пользовании шифрованной телеграфной связью и дипломатической почтой; выдворения из Японии  парохода «Ленин»  с гуманитарным грузом для пострадавших от сильнейшего землетрясения в провинции Канто,  фактического отказа выплаты  задолженности японских рыбопромышленников советской стороне  на сумму 2 750 тыс. иен  (См. «Служу Отечеству»  № 9. Сентябрь 2016. С. 28) и прочая и прочая.

Как следует из японских источников, генеральный консул Ватанабэ Риэ после ареста его подчиненных предпринимал все необходимые меры для уничтожения  «информации в расчётных книгах относительно секретных расходов и … оружия, оставленного на хранении японскими отрядами обо­роны»  (!!!).

По информации опять же японской стороны, выдворение консульства привело «к снятию с должности во Владивостоке уполномоченного по международным делам Н. Хавина. В городе вспыхнуло восстание матросов. Руководивший допросами сотрудников консульства Молов был насмерть забит восставшими. Начальник ОГПУ П. Карпенко бежал из Владивостока» !!! )…

Заключительную точку в этом «спектакле» было поручено поставить Федичкину Д.Г. «…На автомашине, принадлежавшей начальнику губотдела, без какого-либо предупреждения я подъехал к консульству и попросил, чтобы меня принял лично Ватанабэ… Предъявив служебное удостоверение – в то время я был заместителем начальника контрразведывательного отделения – я заявил Ватанабэ, что имею приказание от начальника губотдела «рекомендовать ему покинуть пределы России». Позвонив по телефону начальнику ГПУ (Карпенко П.И .) , с которым был лично знаком, Ватанабэ проверил, действительно ли я имею такое поручение, позвонил затем агенту Народного комиссариата иностранных дел и спросил, знает ли тот о принятом властями решении в отношении него и чем это вызвано. Агент НКИД ответил утвердительно».

В этот же период под руководством Карпенко П.И. проводилась чрезвычайно сложная работа по пресечению деятельности белоэмигрантской организации «Таежный штаб», проводимой отделом  Харбинского монархического центра,  планировавшим осуществить вооруженное восстание в Приморье.  Руководил им генерал Кузьмин, деньги выделялись японским резидентом Такаяма. В большинстве мероприятий: перевербовка представителей «штаба», получение информации от закордонных источников, разработка различных комбинаций – принимал непосредственной участие Дмитрий Георгиевич.  В 1925 году «Таежный штаб» был полностью разгромлен. (См. «Служу Отечеству» № 10. Декабря 2009 года. Стр. 10).

С самого начала своего формирования контрразведывательное подразделение Приморского губотдела ГПУ начало вести разведку за кордоном. Одним из первых со специальными заданиями в сопредельную Маньчжурию направлялся и Д. Федичкин. Большую озабоченность вызывало отсутствие каких-либо данных об обстановке в труднодоступных предгорьях Малого Хингана. Для проработки ситуации на месте, изучения возможных скрытых путей проникновения на нашу территорию была разработана достаточно рисковая операция. Проведение последней усложняло и отсутствие на ее проведение денежных средств. В этой информации было заинтересовано военное руководство. В случае военных действий этот перевал приобретал стратегическое значение.

Дмитрий Георгиевич, направленный в качестве руководителя резидентуры ОГПУ в город Сахалян (Маньчжурия), успешно решил эти задачи. Под крышей представителя треста «Дальзолото» он установил контакт с одним из китайских банкиров и заключил с ним договор на разведку «золотоносных песков» в этом районе, а затем лично возглавил «поисковую геологическую партию».

Одним из результатов этого «вояжа» стала составленная точная топографическая карта (почти 300 км) всех перевалов и подходов к ним Малого Хингана. Эти сведения через 20 лет сыграли важную роль при разгроме Квантунской армии. Именно по этим направлениям и были переброшены наши войска для осуществления охвата военных группировок противника.

В июле 1926 года, после возвращения из командировки, в его личном деле появилась запись: «Осуществил ряд важных вербовок, провел серию мероприятий по нейтрализации устремлений иностранных разведок в отношении нашей страны». Его назначают сначала начальником отделения, а затем заместителем начальника Особого отдела Постоянного представительства ОГПУ в Хабаровске.

Продолжение следует